Русская этическая мысль XIX - XX вв. Л. Н. Толстой. Т олстой (религиозно-нравственное учение)

Религиозно-нравственное учение Л.Н. Толстого

Введение

религиозное нравственное учение толстой

Исследовать основные положения религиозно-нравственного учения Л.Н. Толстого.

Проанализировать метафизическую основу учения через разбор его ключевых положений - веры, души и Бога.

Рассмотреть базис, на котором строится этическая составляющая религиозно-нравственной системы Толстого - принципы любви, непротивления и неделания.

Актуальность

Ответ на вопрос о том, почему религиозные идеи Толстого, а, следовательно, и их изучение сейчас актуальны очевиден. Лев Николаевич понимал религию как «отношение, в котором признает себя человек к окружающему его бесконечному миру, или началу и первопричине его». Всякое существо, проснувшееся к разумному сознанию, так или иначе определяет для себя это отношение, «вступая в истинную человеческую жизнь, человек не может обойти этого вопроса». В своем учении Толстой исследует понятия веры, Бога, нравственности, любви и т.д. Проблемы эти всегда стояли перед человечеством, они были актуальны и в VI, и в XV, и в XIX веке, остаются такими и сейчас. Как писал Сомерсет Моэм: «Раз люди задают эти вопросы тысячи лет, значит, они не могут их не задавать и будут задавать их и впредь».

Структура работы

Религиозно-нравственное учение Л.Н.Толстого представляет собой целостную систему, структурными элементами которой являются метафизика и этика. Этика Толстого немыслима без метафизического обоснования. В.Н.Ильин прямо говорит о том, что в рамках всех толстовских рассуждений «интенсивное, т.е. сугубо онтологическое, является источником экстенсивного», т.е. непосредственно этического.

Меру и характер их оптимального соотношения твердо устанавливает сам Лев Николаевич, неизменно повторяя, что метафизическое учение о жизни (т.е. определенное жизнепонимание) и этическое учение о том, как следует жить (т.е. непосредственное нравственное руководство поведением людей), должны находиться в теснейшей взаимосвязи, которая не допускает ни малейшей возможности их разрыва или отклонения от исходного паритета в сторону увеличения значимости одной из составляющих за счет другой.

Толстой начинает свою систему с определения границ и возможностей человеческого познания - с понятия веры. Это дает ему возможность обосновать высшие духовные начала жизни, выражающиеся в понятиях души и Бога, и перейти к рассмотрению конкретного жизненного механизма проявления этих начал - принципа любви. Однако само проявление любви наталкивается на препятствия, коренящиеся в натуре человека, порождающей грехи, соблазны и суеверия, являющиеся как бы оборотной стороной любви, замкнутой в кругу личного блага. Стремление к личному благу выступает, прежде всего, как желание обладания вещами, являющееся корнем насилия, поскольку человек вынужден постоянно удовлетворять свою страсть обладания, чтобы подкреплять этим иллюзию достижения личного блага. Насилие определяется Толстым как безусловное зло именно в силу универсальности желания обладания и владения в вещном мире.

Отрицание насилия означает отказ от ориентации человека на личное благо. Принцип непротивления выражает при этом ту грань, которая отделяет телесную жизнь от духовной жизни, намечает переход от вещного к духовному. «Сущность всех религиозных учений - в любви. Особенность христианского учения о любви - в том, что оно ясно и точно определило главное условие любви, нарушение которого уничтожает саму возможность любви. Условие это есть непротивление злу насилием».

В той мере, в какой главным условием принципа любви является принцип непротивления злу насилием, главным условием последнего является принцип неделания, так как не противиться злому может только тот, кто не способен делать зло другим. По мнению Льва Николаевича, для того, чтобы не делать зла, нужна более сильная воля, чем для делания самой трудной вещи, которую мы считаем добром.

Принципы любви, непротивления злу насилием и неделания образуют тот фундамент, на котором строится толстовская этика.

Таким образом, работа была разделена на две главы - Метафизические начала учения и

В первой главе была рассмотрена та основа, на которой строится метафизика Толстого и все его религиозно-нравственное учение - это такие понятия как вера, душа и Бог. Рассмотрению каждого из них посвящен отдельный параграф. Переосмысление этих категорий стало отправной точкой в религиозных исканиях Льва Николаевича, поэтому, ставя своей целью некий общий обзор учения, описание его сути, мы в первую очередь обращаемся к этим трем положениям. Вторая глава представляет собой исследование трех главных этических принципов религиозно - нравственной системы Толстого. Это принципы любви, непротивления и неделания, каждому из которых так же посвящен отдельный параграф.

Литература и источники

I. Источники

1.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 23. Произведения 1879-1884. В чем моя вера? - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 165 с.

2.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 49. Записки христианина, дневники и записные книжки. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 307 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 50. Дневники и записные книжки. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 345 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 51. Дневник 1890. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 250 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 52. Дневники и записные книжки 1891 - 1894. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 397 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 53. Дневники и записные книжки 1895 - 1899. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 533 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 54. Дневник, записные книжки и отдельные записи 1900-1903. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 673 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 55. Дневники и записные книжки 1904-1906. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 599 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 56. Дневник, записные книжки и отдельные записи 1907-1908. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 625 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 57. Дневник и записные книжки 1909. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 404 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 58. Дневники и записные книжки 1910. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 627 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 37. Произведения 1906-1910. Закон насилия и закон любви. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 173 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 23. Произведения 1879-1884. Исповедь. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 60 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 23. Произведения 1879-1884. Исследование догматического богословия. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 244с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 39. Статьи 1893-1898. Как читать Евангелие и в чем его сущность? - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 24 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 41. Том 42. Круг чтения: избранные, собранные и расположенные на каждый день Львом Толстым, мысли многих писателей об истине, жизни и поведении 1904-1908. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 1321с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 29. Произведения 1891-1994. Неделание. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 30 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 37. Произведения 1906-1910. Не могу молчать. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 14 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 37. Произведения 1906-1910. Не убий никого. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 16 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885-1889.О жизни. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 130 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 29. Произведения 1891-1994. Первая ступень. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 29 с.

22.ТолстойЛ.Н. Полное собрание сочинений. Том 63. Письма 1880-1886. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 458 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 65. Письма 1890-1891. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 359 с.

24.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 45. Путь жизни. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 599 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 39. Статьи 1893-1898. Религия и нравственность. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 24 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 24. Произведения 1880-1884. Соединение и перевод четырех Евангелий. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 273 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 39. Статьи 1893-1898. Христианское учение. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 69 с.

.Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Том 28. Царство Божие внутри вас, или Христианство не как мистическое учение, а как новое жизнепонимание. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 382 с.

II. Литература

1.Басинский П.В. Бегство из рая. - М.: АСТ, 2010. - 640 с.

2.Бердяев Н.А. Ветхий и Новый Завет в религиозном сознании Л. Толстого // Типы религиозной мысли в России. - Париж: YMCA-Press, 1989. С. 111-144

.Бирюков П.И. Биография Л.Н. Толстого: В 4 т. - М.: Алгоритм, 2000. - 1184 с.

.Горький М. Лев Толстой // Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников: В 2 т. Т.2 - М.: Художественная литература, 1978. С. 461-506.

.Гусейнов А.А. Л.Н. Толстой. Непротивление злу насилием. Режим доступа: [#"justify">.Зеньковский В.В. Проблема бессмертия у Л.Н. Толстого // О религии Льва Толстого. - М.: Путь, 1912. С. 27-59 - Электронная версия.

.Ильин В.Н. Миросозерцание графа Льва Николаевича Толстого. - СПб.: Издательство Русского Христианского Гуманитарного Института, 2000. - 480 с.

.Кропоткин П.А. Моральный выбор Л.Н. Толстого // Этика. - М.: Издательство политической литературы, 1991. - 496 с.

.Мелешко Е.Д. Христианская этика Л.Н. Толстого. - М.: Наука, 2007. 312 с.

.Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. - М.: Наука, 2000. - 588 с

.Святополк-Мирский Д.П. История русской литературы с древнейших времен. - М.: Эксмо, 2008. С. 334-350.

.Флоровский Г.В. Пути русского богословия. - М.: Институт русской цивилизации, 2009. С.510-520

Метафизические начала учения

I. Вера

Началом учения Льва Николаевича Толстого послужило радикальное переосмысление понятия веры, которая всегда оставалась в центре его религиозно-нравственных исканий. Уже в 1879 году, в первой своей исследовательской работе Соединение и перевод четырех Евангелий он пытается определить сущность истинной веры как источника и основы учения Христа. Истинная вера, согласно Толстому, коренится в единой нравственной основе жизни, разделяемой самыми различными христианскими вероисповеданиями. «Во всех сектах христиан, - отмечает он, - я видел полное согласие в воззрении на то, что есть добро, что есть зло, и на то, как надо жить». Вероучения различны, а основа одна. Эта общая, единая нравственная основа и есть то, что Толстой называет истинной верой, полагая, что ее следует искать в «самом первом откровении самого Христа» , запечатленного в Евангелии. Вслед за определением единой нравственной основы жизни как критерия истинной веры, Лев Николаевич пытается обосновать еще один существенный признак: разумность веры. «Вера в силу разума лежит в основании всякой другой веры. Нельзя верить в Бога, если мы умаляем значение той способности, посредством которой мы познаем Бога. Разум есть та самая способность, к которой только и обращено откровение», - пишет он. Откровение, по Толстому, есть то, что «открывается перед разумом, дошедшим до последних своих пределов: созерцания божественной, т. е. выше разума стоящей истины». Откровение должно давать ответ на неразрешимый для разума вопрос: в чем смысл человеческой жизни, ответ ясный и не противоречащий разумному пониманию. В конечном счете, Лев Николаевич приходит к выводу, что вера есть знание того, что не может быть постигнуто разумом, но без чего невозможно жить и мыслить. В Исповеди он выражает данное понимание веры в четких формулировках: «Вера есть знание смысла человеческой жизни» или «Сущность всякой веры состоит в том, что она придает жизни такой смысл, который не уничтожается смертью».

Согласно Толстому, духовные начала жизни сверхчувственны и в силу этого неопределимы в терминах рационального знания. Но от этого они вовсе не становятся уделом невыразимого мистического переживания. Хотя эти начала и сверхчувственны, но вместе с тем они всеми осознаваемы, жизненно достоверны и духовно самоочевидны. Все это свидетельствует о подлинной реальности духовных начал жизни в отличие от субъективной, неподлинной" реальности внешнего мира. «Нам всегда кажется, - замечает Толстой, - что самое ясное, понятное, самое действительно существующее - это все телесное, познаваемое нашими чувствами, а между тем это-то и есть самое неясное, непонятное, противоречивое и недействительное».

Познание "в себе и собою" и является основным методом разумной веры, способствующим адекватному постижению духовных предметов. Вместе с тем необходимо иметь в виду, что истинная вера опирается не только на личностную полноту ощущения-знания смысла жизни, но и на нравственный опыт всемирной мудрости, который не позволяет сбиться с истинного духовного пути знания. На основании этого Лев Николаевич приходит к выводу, что познание духовных начал может быть осуществлено не на принципах рационально-логического знания, не на основе мистического опыта, а путем разумной веры, коренящейся в духовном, внутреннем переживании нравственных истин жизни, подкрепленном общечеловеческим опытом нравственной мудрости.

Таким образом, определение веры стало отправной точкой религиозно-нравственных исканий Льва Николаевича Толстого как в личном, духовно-практическом, так и в исследовательском планах. Два вопроса: в чем моя вера и что такое истинная вера как основа духовного знания и смысла жизни, были для Толстого неразрывно связаны.

II. Душа

Что же такое душа с точки зрения разумной веры?

Ответ на этот вопрос Лев Николаевич начинает с установления факта различия духовного и телесного начал: «Различие духовного от вещественного ясно самому простому, детскому уму и самому глубокому уму мудреца. Бесполезны рассуждения и споры о духовном и вещественном. Рассуждения эти ничего не объяснят, а только затемнят то, что ясно и бесспорно». Конкретизируя данную мысль, Толстой уподобляет видимую телесную жизнь лесам для постройки знания. «Леса сами по себе нужны только до тех пор, пока строится здание. Когда же здание кончено, они не нужны и их снимают. То же и с нашей телесной жизнью. Она нужна только для постройки здания духовной жизни». Различие духовного и телесного есть необходимая предпосылка для сознания человеком в себе души как чего-то невидимого, отделенного телом от всего остального, сознаваемого в качестве собственного я. «Если человек не сознает в себе свою душу, - подчеркивает Толстой, - это не значит, что в нем нет души, а значит только то, что он не научился еще сознавать душу в себе». Чтобы научиться сознавать свою душу, человек должен, прежде всего, встать на точку зрения разумной веры, и начать жить жизнью духовной.

Лев Николаевич полагает, что о природе души можно судить также по неизменности я: как бы ни менялся человек, он всегда говорит про себя я; то же я было и в ребенке, и во взрослом, и в старике. Об этом свидетельствует и единство самосознания человека: «Человек может каждую минуту спросить себя, что такое я и что я сейчас делаю, думаю, чувствую, и может ответить себе: сейчас я делаю, думаю, чувствую то-то и то-то. Но если человек спросит себя дальше: что же такое то, что сознает во мне то, что я делаю, думаю и чувствую, - то он ничего не может ответить другого, как только то, что это осознание себя. Вот это-то сознание себя и есть то, что мы называем душой». Таким образом, душа есть невидимое начало жизни (то, чем живет тело), неизменное и непрерывное я и единство самосознания (сознание себя).

В понимании Толстого совесть - это голос души, «голос того единого духовного существа, которое живет во всех людях». Он пытается определить совесть в метафизическом духе: как высшую ступень сознания связи человека со всеобщим духовным началом. Совесть и есть сознание всеобщего духовного начала, Бога. Тем самым Толстой делает первый шаг к переходу от сознания души к сознанию того, от чего душа человека отделена - к осознанию Бога, приоткрывающемуся через голос совести. Вторым же шагом является осознание единой души во всех.

Толстой создает своеобразное учение о мировой душе, в основе которого лежит положение о том, что «все живые существа своими телами отделены друг от друга, но то, что дает им жизнь - одно и то же во всех». Сознание единства духовного начала проявляется, прежде всего, в понимании и чувстве человеческого единения и братства. «Как ни странно это, - пишет он, - я чувствую, знаю, что есть связь между мною и всеми людьми мира, и живыми, и умершими. В чем эта связь, я не могу ни понять, ни высказать, но знаю, что она есть».

Само открытие единого духовного начала, живущего во всех людях, Лев Николаевич связывает, прежде всего, с учением Христа. Главное в этом учении то, - полагает Толстой, - что Христос «всех людей признавал братьями. Он видел в каждом человеке брата и поэтому любил всякого, кто бы он ни был и какой бы он ни был».

Сознание человеческого единства и братства неизбежно перерастает в сознание единства всего живого. Истоки такого сознания, согласно Толстому, коренятся в сердце. «Мы сердцем чувствуем, - подчеркивает он, - что то, чем мы живем, присутствует не только в человеке, но и во всех живых существах». Это чувство особенно остро проявляется в тот момент, когда мы пытаемся отнять у какого-либо существа жизнь. «"Не убий" относится не к человеку только, но и ко всему живому. Заповедь эта была записана в сердце человека прежде, чем она была записана на скрижалях».

По каким же признакам можно судить о существовании единой души во всех? Толстой считает, что одним из главных признаков является свойственное всем людям чувство жалости и сострадания ко всему живому, находящемуся в том же самом положении, что и человек, и испытывающему те же самые глубинные импульсы жизни и смерти. Этот опыт сострадания ко всему живому Толстой возводит, прежде всего, к буддийской мудрости, исповедующей принцип ахимсы. Характерно, что чувство сострадания Толстой пытается связать с познанием и пониманием человеком своей тождественности с любым другим живым существом (познай самого себя во всяком живом существе). Человек способен ощутить жалость, потому что он в воображении ставит себя на место другого. Но сама возможность такой постановки определяется именно единой духовной основой жизни. Лев Николаевич полагает, что об этом свидетельствует не только этика сострадания, но и теория познания. Если бы человек познавал мир только посредством чувственного опыта, то он не имел бы истинного знания ни об одной вещи.

III. Бог

«Мысль, которая, заметно, чаще других точит его сердце, - мысль о боге. Иногда кажется, что это и не мысль, а напряженное сопротивление чему-то, что он чувствует над собою. Он говорит об этом меньше, чем хотел бы, но думает - всегда», - отмечал Горький. Что же такое Бог с точки зрения Толстого?

Прежде всего, Лев Николаевич отвергает традиционные христианские представления о Боге как Боге-творце и Боге-личности. Аргументы Толстого в данном случае мало оригинальны. Бог-творец несет ответственность за зло и страдание в мире. Естественно, что Лев Николаевич не прибегает в данном случае к какой-либо теодицее, хотя выработанное им самим понимание зла (зло как непонятое добро) является отличным аргументом богооправдания. Что же касается неприятия Бога как личности, то в этом он усматривает ярко выраженный момент ограничения бесконечного и абсолютного начала. Более того, Толстой полагает, что абсолютное духовное начало, каковым является Бог, невозможно определить и путем перечисления тех или иных онтологических, нравственных и иных характеристик, приписываемых человеком Абсолюту. Любовь, логос, милосердие и т. п. - это «те свойства Бога, которые мы сознаем в себе, но то, что Он сам в себе, этого мы не можем знать».

Итак, Толстой приходит к следующему выводу: человек не может знать о том, что такое Бог сам в себе, но зато может познать Бога в самом себе, через себя самого. «Познать Бога можно только в себе. Пока не найдешь Его в себе, не найдешь Его нигде. Нет Бога для того, кто не знает Его в себе». Эти слова легко могут быть истолкованы в теософском ключе: человек, познавший в себе Бога, постигает свою тождественность Богу. Однако такого рода самообожествление было совершенно не свойственно Толстому. Обвинения его в сатанинской гордыне, в том, что он возомнил себя сверхчеловеком, столь характерные для православной критики, вырастают, как правило, на эмоциональной почве, не учитывая духа толстовского учения (См., например, Ответ о. Иоанна Кронштадтского на обращение гр. Л.Н. Толстого к духовенству)

Суть, однако, заключается в том, что у Толстого самоутверждение никогда не перерастало в самообожетвление. Напротив, из познания Бога в себе он выводит этику смирения и самоумаления: «Смиренный человек, отрешаясь от себя, соединяется с Богом».

Что же значил для Льва Николаевича тезис познание Бога в себе? Прежде всего, то, что именно внутренний, душевный мир человека является единственно достоверным и ясным полем познания духовных начал жизни. Вот почему говорить о каком-либо ином, внешнем познании Бога, значит обрекать себя на иллюзии и суеверие. Отсюда убеждение Толстого в том, что «пока не найдешь Бога в себе, не найдешь Его нигде». То, что внутреннее познание Бога не является для Толстого теософской посылкой, становится совершенно ясным из дальнейшего развертывания этого положения. Познание Бога в себе отнюдь не перерастает в самообожествление, напротив, оно становится мерой соотношения человека и Бога, конечного и бесконечного, позволяющей оценить совершенство Бога и несовершенство человека. «мы живы только в той мере, в которой сознаем себя частью всего бесконечного».

Сама постановка вопроса о том, что человек как конечное существо есть часть бесконечного, явилась для Льва Николаевича прорывом к новому жизнепониманию. Вопрос о соотношении конечного и бесконечного и становится для него ключом к определению природы божественного начала. «Что такое Бог? Зачем Бог? Бог - это все то неограниченное, что я знаю в себе ограниченным: я - тело ограниченное, Бог - тело бесконечное; я - существо смертное, Бог - существо, живущее вечно; я - существо мыслящее в пределах моего понимания, Бог - существо, мыслящее беспредельно; я - существо, мыслящее иногда, Бог - существо, любящее всегда. Я - часть, Он - все. Я не могу представить себя иначе, как частью Его». Трактовать эти слова можно по-разному, однако наиболее вероятным смыслом тезиса о познании Бога в себе является смысл личностной, жизненной конкретизации сознания Бога. Толстой приходит к выводу о том, что адекватной основой сознания Бога может быть только опыт его жизненного искания, совпадающий в целом с исканием смысла жизни. «Нет Бога только для того, кто не ищет Его. Ищи Его, и Он откроется тебе». Не удивительно, что из всех наиболее сущностных определений Бога, таких, как любовь, благо, бесконечное, Лев Николаевич останавливает свой выбор на приятии жизни, склоняясь к отождествлению Бога и жизни. «Бог есть то, без чего нельзя жить. Знать Бога и жить - одно и то же. Бог есть жизнь». Сознание жизни становится у Толстого своеобразным органом познания Бога. «Сознание нашей жизни по отношению к Богу есть то же, что наши чувства по отношению к миру, к вещам. Не было бы чувств, мы ничего бы не знали о мире; не было в нас сознания нашей жизни - мы ничего не знали бы о Боге».

Эти мысли проясняют вопрос о том, возможно ли постижение непостижимого и определение неопределимого. Такое постижение оказывается не только возможным, но и неизбежным в той мере, в какой человек обречен на жизнь, на сознание своей жизни и искание ее смысла. Затруднение возникает только в том случае, если человек отрывает процесс познания Бога от самой жизни, превращая его в рациональный акт. Толстой полагает, что права разума на постижение высшего духовного начала жизни должны быть подкреплены аргументами самой жизни, что сами доказательства бытия Бога могут быть почерпнуты только из сознания жизни и искания ее смысла. Поэтому вполне естественно, что в мыслях Льва Николаевича о Боге мы не найдем никаких следов традиционных рациональных доказательств бытия Бога.

Толстой не случайно делает главный акцент в своей аргументации на настоящем времени, ибо настоящее и есть непосредственно переживаемый процесс жизни. Попытка же связать идею Бога с жизнью будущей может быть чревата двумя крайностями: как излишним умствованием, так и мистицизмом. Толстой же хотел удержаться в рамках золотой середины - разумной веры. «Душа не была и не будет, а всегда есть в настоящем. О том же, как будет сознавать себя душа после смерти тела, не дано знать человеку, да и не нужно ему. Не дано знать этого человеку для того, чтобы он душевные силы свои напрягал не на заботу о положении своей отдельной души в воображаемом другом, будущем мире, а только на достижение в этом мире, сейчас, вполне определенного и ничем не нарушаемого блага соединения со всеми живыми существами и с Богом. Не нужно же знать человеку того, что будет с его душою, потому, что если он понимает жизнь свою, как она и должна быть понимаема, как непрестанное все большее и большее соединение своей души с душами других существ и Богом, то жизнь его не может быть ничем иным, как только тем самым, к чему он стремится, т.е. ничем не нарушимым благом».

В понятиях любовь к Богу и воля Бога Лев Николаевич стремился выразить деятельный путь жизни, духовный опыт, освещенный пониманием смысла жизни, человеческого предназначения в мире. Это - доказательство обретенной духовной реальности и воплощенной богочеловечности.

Любовь к Богу Толстой определяет, на первый взгляд, весьма парадоксально, как «любовь к любви». Любовь к Богу имеет как бы тройную направленность. Во-первых, это любовь к духовному, божественному началу в самом себе, побуждающая человека к нравственному самосовершенствованию. Во-вторых, это любовь к ближнему и не просто к близкому, родному, приятному или полезному нам человеку, а напротив, человеку враждебному и неприятному. «Любить того, кто нам приятен, не значит любить, - замечает Толстой. Истинная любовь к ближнему - это когда в человеке любишь того же Бога, какой в тебе. Этой любовью любишь не только тех, кто любит тебя, но и людей злых и тебя ненавидящих. Чтобы так любить ближнего, следует помнить, что тот, с кем ты имеешь дело, любит себя так же, как и ты, и что в нем тот же Бог, какой и в тебе». И, наконец, в-третьих, любовь к Богу есть не что иное, как любовь ко всем людям, желание блага всему. Как бы связывая все эти моменты в одно целое, Толстой резюмирует: «Любовь к Богу есть любовь сама к себе - любовь к любви. Любовь эта есть высшее благо. Такая любовь не допускает возможности нелюбви к какому бы то ни было существу».

Столь же глубокий духовно-практический, деятельный смысл имеет и толстовская установка постижения Бога через его волю. «Я живу затем, чтобы исполнить волю Пославшего меня в жизнь. Воля же его в том, чтобы я довел свою душу до высшей степени совершенства в любви и этим самым содействовал установлению единения между людьми и всеми существующими в мире». При всей открытости и очевидности требований любви к Богу и исполнения воли Бога, Толстой отнюдь не склонен видеть в них полное выражение божественной сущности, что явилось бы теософским отождествлением человеческой и божественной природы. Он, напротив, подчеркивает, что наше понимание и осуществление требований любви к Богу и воли Бога недостаточно и неполно, что эти любовь и воля всегда останутся для нас тайной. Тем не менее Толстой был абсолютно убежден, что самое глубокое постижение Бога, самый высший из доступных человеку уровней богопознания возможен только через проявление любви к Богу и исполнения воли Бога. Это точнее и правильнее всего может доказать, что Бог есть. При этом Лев Николаевич указывает на те признаки, которые, несомненно, свидетельствуют о бытии Бога. Самый первый, главный признак, это -отсутствие ощущения духовного страдания. Второй признак, непосредственно подтверждающий первый, это - «не нарушение любви к людям. Если не чувствуешь враждебности ни к кому и знаешь, что к тебе не чувствуют зла, ты в воле Бога». Наконец, третий существенный признак присутствия Бога - это духовный рост человека: «если чувствуешь, что делаешься духовнее, совершеннее, побеждаешь в себе животное, то ты в воле Бога». Эти признаки богочеловеческой очевидности являются в религии Толстого высшими ступенями богопознания, совпадающими с нравственным совершенствованием человека.

Таковы, согласно учению Л.Н. Толстого, метафизические измерения духовного бытия, постигая которые человек все более подчиняет свою жизнь высшим нравственным требованиям: принципам любви, непротивления и неделания.

Основные принципы этики Л.Н. Толстого

I. Принцип любви

Свое понимание любви Толстой излагает в VII главе своей работы Закон насилия и закон любви, в которой он прямо говорит о том, что христианское учение в целом во всем его истинном значении есть именно учение о законе любви. Хотя во многих дохристианских учениях любовь также признавалась одной из главных добродетелей, ни в одном из них она не выступала в качестве всеобщей основы и закона жизни. В этом смысле христианское учение о любви «не есть, как в прежних учениях, только проповедь известной добродетели, но есть определение высшего закона жизни человеческой и неизбежно вытекающего из него закона поведения».

Надо отметить, что Лев Николаевич вкладывал в понятие закон любви различные смыслы.

Во-первых, закон любви обосновывается как естественное выражение духовной природы человека, как преломление закона всемирного духа в жизни всех существ. «Один только есть у всех существ верный руководитель. Это - всемирный дух, который заставляет каждое существо делать то, что ему должно делать: дух этот в дереве велит ему расти к солнцу, в цветке - переходить в семя, в семени - упасть в землю и прорасти. В человеке дух этот велит ему соединяться любовью с другими существами». Поэтому человеку естественно быть любовным точно так же, как воде естественно течь сверху вниз, пчеле - летать, змее - ползать и т. п. «И потому, - заключает Толстой, - если человек, вместо того, чтобы любить людей, делает зло людям, он поступает так же странно и неестественно, как если бы птица стала плавать, а рыба - летала». Таким образом, в первом значении закон любви есть космологический и естественный для человека закон духовной жизни.

Однако наибольшее внимание Лев Николаевич все же уделяет обоснованию закона любви в его этико-социальном значении. Закон понимается здесь как неукоснительное исполнение заповеди любви. Согласно Толстому, прежние религиозные и нравственные учения о любви, признавая ее благодетельность для жизни человечества, вместе с тем допускали возможность таких условий, при которых исполнение требований любви становилось необязательным, могло быть обойдено. А как только заповедь любви переставала быть законом, уничтожалась вся ее благодетельность, и учение о любви сводилось к не обязывающим поучениям. В результате, сложилась парадоксальная и даже абсурдная ситуация: всеобщий, естественный закон духовной жизни превратился в утопический идеал или, в лучшем случае, в единичный, случайный образ жизни и пример поведения, а стихийная, произвольная и хаотическая жизнь предстала в виде некоего морально-психологического и исторического закона: закона насилия. Учение Христа снимает это противоречие. Чтобы требование любви обрело свой истинный смысл и стало тем, чем оно должно быть, - законом жизни - оно не должно допускать никаких исключений и компромиссов и одинаково распространяться на всех людей: иноземцев, иноверцев, а главное - на врагов и людей, ненавидящих нас и делающих нам зло. Таким образом, превращение заповеди любви в закон означает в данном случае абсолютную всеобщность и необходимость следования данной заповеди.

Говоря о взглядах принципе любви в этике Толстого, нельзя не упомянуть об его учении о грехах, соблазнах и суевериях, которые рассматривались им как препятствия к любви.

Понятие греха Лев Николаевич употребляет в двух смыслах: в широком - грех есть все то, что противоречит двум главным евангельским заповедям: любви к Богу и любви к ближнему. Столь расширительное толкование греха позволяет отнести к нему самые различные человеческие пороки, включая и такие, которые Толстой относит к соблазнам и суевериям. В узком же смысле грех понимается как потворство телесным похотям; соблазн - как «ложное представление человека о своем отношении к миру», а суеверие - как «принятое на веру ложное учение». Соотношение между грехами, соблазнами и суевериями он сформулировал следующим образом: «От тела - грехи, от мнения людей - соблазны, от недоверия к своему разуму - суеверия».

Очевидно, что Лев Николаевич различает грехи, соблазны и суеверия на основании дуализма телесного и духовного начал. Грехи являются у него олицетворением телесного зла: соблазны и суеверия - выражением зла духовного. Телесность грехов он показывает на таком примере: «Грехом в пахоте называется то, когда пахарь не удержал плуг и он выскочил из борозды и не захватил того, что должно. То же и в жизни. Грех это то, когда человек не удержал тела - оно сорвалось с пути и сделало не то, что должно». Что касается соблазнов, то Толстой относит их к умственной деятельности, связанной с оправданием грехов; суеверие же он прямо определяет как извращение разума.

Свою систему он излагает в двух версиях: ранней, представленной в работе Христианское учение (1897), и поздней, окончательной, вошедшей в итоговую книгу Путь жизни (1910). В первом случае Толстой выделяет шесть главных грехов:

)грех похоти, состоящий в том, чтобы создавать себе удовольствие от удовлетворения потребностей;

)грех праздности, состоящий в том, чтобы освобождать себя от труда, нужного людям для удовлетворения потребностей;

)грех корысти, состоящий в том, чтобы предоставлять себе возможность удовлетворять свои потребности в будущем;

)грех властолюбия, состоящий в том, чтобы покорять себе подобных;

)грех блуда, состоящий в том, чтобы устраивать себе наслаждения из удовлетворения половой похоти;

)грех опьянения, состоящий в том, чтобы производить искусственное возбуждение своих телесных и умственных сил.

Из шести родовых грехов Толстой выводит соответствующие им пороки, или последствия грехов. Так, грех властолюбия влечет за собой лесть, коварство, тщеславие, обман, ненависть, насилие и т. д.

Наряду с грехами Толстой выделяет также пять соблазнов:

)соблазн личный, или соблазн приготовления;

)соблазн семейный, или соблазн продолжения рода;

)соблазн дела, или соблазн пользы;

)соблазн товарищества, или соблазн верности;

Свое понимание любви Толстой излагает в VII главе своей работы “Закон насилия и закон любви”, в которой он прямо говорит о том, что христианское учение в целом во всем его истинном значении есть именно “учение о законе любви”. Хотя во многих дохристианских учениях любовь также признавалась одной из главных добродетелей, ни в одном из них она не выступала в качестве всеобщей основы и закона жизни. В этом смысле христианское учение о любви «не есть, как в прежних учениях, только проповедь известной добродетели, но есть определение высшего закона жизни человеческой и неизбежно вытекающего из него закона поведения» Л.Н. Толстой. Полное собрание сочинений. Том 37. Произведения 1906-1910. Закон насилия и закон любви. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - С.167.

Надо отметить, что Лев Николаевич вкладывал в понятие “закон любви” различные смыслы.

Во-первых, закон любви обосновывается как естественное выражение духовной природы человека, как преломление закона всемирного духа в жизни всех существ. «Один только есть у всех существ верный руководитель. Это - всемирный дух, который заставляет каждое существо делать то, что ему должно делать: дух этот в дереве велит ему расти к солнцу, в цветке - переходить в семя, в семени - упасть в землю и прорасти. В человеке дух этот велит ему соединяться любовью с другими существами» Л.Н. Толстой. Путь жизни. С.84. Поэтому человеку “естественно быть любовным” точно так же, как воде естественно течь сверху вниз, пчеле - летать, змее - ползать и т. п. «И потому, - заключает Толстой, - если человек, вместо того, чтобы любить людей, делает зло людям, он поступает так же странно и неестественно, как если бы птица стала плавать, а рыба - летала» Указ.соч. С.83. Таким образом, в первом значении “закон любви” есть космологический и естественный для человека закон духовной жизни.

Однако наибольшее внимание Лев Николаевич все же уделяет обоснованию “закона” любви в его этико-социальном значении. “Закон” понимается здесь как неукоснительное исполнение заповеди любви. Согласно Толстому, прежние религиозные и нравственные учения о любви, признавая ее благодетельность для жизни человечества, вместе с тем допускали возможность таких условий, при которых исполнение требований любви становилось необязательным, могло быть обойдено. А как только заповедь любви переставала быть “законом”, уничтожалась вся ее благодетельность, и учение о любви сводилось к не обязывающим поучениям. В результате, сложилась парадоксальная и даже абсурдная ситуация: всеобщий, естественный закон духовной жизни превратился в утопический идеал или, в лучшем случае, в единичный, случайный образ жизни и пример поведения, а стихийная, произвольная и хаотическая жизнь предстала в виде некоего морально-психологического и исторического “закона”: закона насилия. Учение Христа “снимает” это противоречие. Чтобы требование любви обрело свой истинный смысл и стало тем, чем оно должно быть, - законом жизни - оно не должно допускать никаких исключений и компромиссов и одинаково распространяться на всех людей: иноземцев, иноверцев, а главное - на врагов и людей, ненавидящих нас и делающих нам зло. Таким образом, превращение заповеди любви в “закон” означает в данном случае абсолютную всеобщность и необходимость следования данной заповеди.

Говоря о взглядах принципе любви в этике Толстого, нельзя не упомянуть об его учении о грехах, соблазнах и суевериях, которые рассматривались им как препятствия к любви.

Понятие греха Лев Николаевич употребляет в двух смыслах: в широком - грех есть все то, что противоречит двум главным евангельским заповедям: любви к Богу и любви к ближнему. Столь расширительное толкование греха позволяет отнести к нему самые различные человеческие пороки, включая и такие, которые Толстой относит к соблазнам и суевериям. В узком же смысле грех понимается как “потворство телесным похотям”; соблазн - как «ложное представление человека о своем отношении к миру», а суеверие - как «принятое на веру ложное учение» Л.Н. Толстой. Путь жизни. С.91. Соотношение между грехами, соблазнами и суевериями он сформулировал следующим образом: «От тела - грехи, от мнения людей - соблазны, от недоверия к своему разуму - суеверия» Указ.соч. С.98.

Очевидно, что Лев Николаевич различает грехи, соблазны и суеверия на основании дуализма телесного и духовного начал. Грехи являются у него “олицетворением” телесного зла: соблазны и суеверия - выражением зла духовного. “Телесность” грехов он показывает на таком примере: «Грехом в пахоте называется то, когда пахарь не удержал плуг и он выскочил из борозды и не захватил того, что должно. То же и в жизни. Грех это то, когда человек не удержал тела - оно сорвалось с пути и сделало не то, что должно» Указ.соч. С.91. Что касается соблазнов, то Толстой относит их к “умственной деятельности”, связанной с оправданием грехов; суеверие же он прямо определяет как “извращение разума”.

Свою систему он излагает в двух версиях: ранней, представленной в работе “Христианское учение” (1897), и поздней, окончательной, вошедшей в итоговую книгу “Путь жизни” (1910). В первом случае Толстой выделяет шесть главных грехов:

1) грех похоти, состоящий в том, чтобы создавать себе удовольствие от удовлетворения потребностей;

2) грех праздности, состоящий в том, чтобы освобождать себя от труда, нужного людям для удовлетворения потребностей;

3) грех корысти, состоящий в том, чтобы предоставлять себе возможность удовлетворять свои потребности в будущем;

4) грех властолюбия, состоящий в том, чтобы покорять себе подобных;

5) грех блуда, состоящий в том, чтобы устраивать себе наслаждения из удовлетворения половой похоти;

6) грех опьянения, состоящий в том, чтобы производить искусственное возбуждение своих телесных и умственных сил.

Из шести “родовых” грехов Толстой выводит соответствующие им пороки, или “последствия грехов”. Так, грех властолюбия влечет за собой лесть, коварство, тщеславие, обман, ненависть, насилие и т. д.

Наряду с грехами Толстой выделяет также пять соблазнов:

1) соблазн личный, или соблазн приготовления;

2) соблазн семейный, или соблазн продолжения рода;

3) соблазн дела, или соблазн пользы;

4) соблазн товарищества, или соблазн верности;

5) соблазн государственный, или соблазн общего блага.

В заключение Толстой рассматривает пять видов суеверия, или “обманов веры”: перетолкование истины (ложная наука); вера в чудесное; установление посредничества между человеком и Богом; воздействие на внешние чувства человека; внушение ложной веры детям.

Характерно, что в “Христианском учении” он ограничивается только конкретным определением грехов, тогда как “соблазны” и “обманы веры” определяются им только в общем плане. Однако в “Пути жизни” соблазны и суеверия получают свое конкретное описание. Здесь Лев Николаевич существенно переосмысливает качественные и количественные параметры грехов, соблазнов и суеверий. Прежде всего, количество “родовых” грехов уменьшается до пяти:

1) грех чревоугодия, который состоит из трех пороков - объедения, мясоедения и одурманивания;

2) грех половой похоти, или блуда;

3) грех тунеядства, или праздности;

4) грех корыстолюбия, или богатства;

5) грех гнева, или недоброжелательства.

К пяти “родовым” грехам Толстой присоединяет три вида соблазнов: соблазн гордости, соблазн неравенства и соблазн тщеславия; и пять видов суеверия: суеверие насилия, суеверие наказания, суеверие государства, ложная вера и ложная наука.

Федор Михайлович Достоевский (1821 - 1881) изложил свои этические мысли в произведениях "Записки из подполья", "Преступление и наказание", "Идиот" и др.

Достоевский утверждал абсолютную ценность каждого человека. Важнейшей проблемой он считал двойственность души человека, сочетание светлого "божеского" начала и эгоизма, жестокости, тяги к саморазрушению и т. п.

Душа человека рассматривается им как диалектика добра (Бога) и зла ("бесов"). Человек постоянно стоит перед проблемой выбора между добром и злом. Люди подчинены законам природы и общества, тяготятся этой зависимостью, пытаются доказать возможность свободного выбора.

Отступление от норм нравственности Достоевский считал не только следствием природных склонностей, но и явлением духовного мира человека.

Достоевский отрицал рационализм свободы человека, утверждал, что свобода часто носит иррациональный и деструктивный характер. Человек может руководствоваться сознанием (разумом, совестью) и бессознательным (желаниями, страстями).

Люди часто хотят действовать "по своей глупой воле". Такая воля, соединенная с равнодушным разумом, может привести к преступлению и саморазрушению личности.

Иногда выбор верной нравственной позиции лежит через страдания и даже преступление. Единственно верной этической позицией является христианство. Человек, по мнению Достоевского, не может жить без Бога в сердце.

Любой поступок человека должен быть нравственно обоснован и оправдан. Даже гармоничный мир "всеобщего счастья" не должен достигаться ценой страданий, "слезинки ребенка".

Достоевский отвергал автономию личности , поскольку:

* индивид, замкнутый на себе, является носителем безнравственности;

* люди объединены глубинной духовной связью, всеобщим братством. Мораль основана на ощущении Бога. Это ощущение проявляется в любви:

* распространяющейся на весь мир, все живые существа;

* нравственной;

* деятельной;

* постоянной.

Только такая любовь, по мнению Ф.М. Достоевского, может спасти человечество от зла.

Русская этическая мысль XIX - XX вв. Л. Н. Толстой

Лев Николаевич Толстой (1828 - 1910) изложил свои этические идеи в публицистических и художественных произведениях: "Исповедь", "В чем моя вера", "Не могу молчать", "Отец Сергий" и др. В результате духовной работы и изучения христианства Толстой сделал вывод:

* церковь исказила учение Христа;

* Иисус являлся не Богом, а реформатором общества;

* основой учения Христа является заповедь непротивления злу.

Толстой рассматривал вопрос о смысле жизни, который включает понятия Бога, свободы и добра.

Для решения этого вопроса необходимо определить содержание жизни, которое бессмертно, не кончается вместе с жизнью человека. Толстой утверждал, что смыслом жизни не может быть ни достижение эгоистических целей, ни служение всему человечеству (так как все это конечно).

Жизнь человека получает смысл только в сочетании с Богом, который является:

* абсолютным, бессмертным началом (Богом);

* пределом человеческого разума (люди знают, что Он есть, но не могут объяснить, что Он есть такое). Свобода человека является стремлением к Богу как к истине.

Формулой любви и добра Толстой считал формулу отношения человека к Богу: "...не моя воля, но Твоя да будет". Любовь к Господу является нравственным императивом и реализуется через:

* отношение человека к себе:

* осознание своего несоответствия божественному идеалу;

* стремление спасти душу (божественное начало в человеке);

* отношение к другим людям:

* братское отношение;

* осознание равенства всех людей перед Творцом. Учение Иисуса Христа является этикой любви.

Л.Н. Толстой утверждал, что важнейшей заповедью в учении Христа является "Не противься злому", которая есть:

* абсолютный запрет насилия;

* формула закона любви.

Толстой определял насилие следующим образом:

* физическое насилие (убийство, угроза убийства);

* воздействие извне;

* узурпация свободной воли человека.

Насилие является противоположностью любви и тождественно злу. Индивидуальный отказ от насилия является важнейшим этапом в борьбе со злом и обязательным элементом самосовершенствования личности. Ненасилие позволит достичь спасения души человека и единения людей.

Непротивление злу, в понимании Толстого, означает непротивление физической силой. Ненасильственное сопротивление злу возможно через духовное влияние (убеждение, дискуссию, протест и т. п.). Целью ненасилия является достижение мира в человеческом сообществе.

Толстой утверждал, что нет случая насилия, которое можно нравственно оправдать. Нельзя оправдать насилие даже ради предотвращения большего насилия (казнь преступников и т. п.).

Свойством насилия является его воспроизведение в еще больших масштабах: "Вы 1000 лет пытались уничтожить зло злом и не уничтожили его, а увеличили его" (Иисус Христос).

Толстой считал, что не существует права на убийство. Оно противоречит:

* общечеловеческой морали;

* христианским идеалам, идее равенства людей перед Богом;

* законам разума и логики.

Учение Л.Н. Толстого

1. Историко-философские основы мировоззрения Л. Толстого (Руссо, Кант, Шоленгауэр)

Лев Николаевич Толстой (1828-1910) является не только выдающимся художником-писателем мирового значения, но и глубоким мыслителем-философом второй половины 19 - начала 20 века.

Точка зрения, сложившаяся под влиянием статей В.И. Ленина и ставшая господствующей в советское время, согласно которой Л.Н. Толстой велик как художник, но «слаб» как мыслитель, является неверной. Признание величия Л.Н. Толстого как мыслителя не означает, однако, утверждения о том, что все философские идеи мыслителя сохраняют свою актуальность в современных условиях, что они целиком оправданы с позиций современной философии. Величие Толстого-философа - прежде всего в глубине постановки проблем, замечательной способности исследовать ту или иную идею во всей её полноте, совокупности всех возможных следствий. Без преувеличения можно сказать, что Л.Н. Толстой всю свою жизнь провёл в неустанных философских исканиях. Как и многими другими русскими мыслителями, им двигало могучее стремление к истине, добру и справедливости. Он был воодушевлён поиском идеала - образа совершенной жизни и совершенного общественного устройства. С громадной силой, искренностью и глубиной он поставил ряд вопросов, касающихся основных черт политического и общественного развития современной ему эпохи.

Сам Л.Н. Толстой считал себя не имеющим «профессионального отношения к философии». Вместе с тем в «Исповеди» он писал о том, что философия всегда интересовала его, и ему нравилось следить за напряженным и стройным ходом мыслей, при котором все сложные явления мира сводились к чему-либо единому.

В течение жизни Л.Н. Толстой испытывал на себе влияние идей различных философов. Особенно сильным было влияние И. Канта, А. Шопенгауэра, восточных мудрецов Конфуция и Лао-цзы, буддизма.

Своим учителем в области философии Л.Н. Толстой считал Жан-Жака Руссо. Он был страстно увлечён его идеями, которые оказали решающее влияние на формирование духовного облика и мировоззрения Л.Н. Толстого, на всё его последующее творчество. О значении Ж.-Ж. Руссо для Л.Н. Толстого свидетельствуют слова, написанные в зрелый период жизни: «Я прочёл всего Руссо, все двадцать томов, включая «Словарь музыки». Я более чем восхищался им, я боготворил его. В пятнадцать лет я носил на шее медальон с его портретом вместо нательного креста. Многие страницы его так близки мне, что мне кажется, я их написал сам». Многие исследователи говорят не просто о влиянии Ж.-Ж. Руссо на Л.Н. Толстого, а о конгениальности двух мыслителей - поразительном совпадении духовного настроя великого женевца и русского писателя-философа, живших в разных странах и в совершенно разные эпохи. От Руссо Л.Н. Толстой воспринял культ естественности, недоверчивое и подозрительное отношение к современности, которое переходило у него в критику всякой культуры вообще.

Разделяя убеждение Руссо о «естественном человеке», который выходит прекрасным из рук природы и затем развращается в обществе, Л.Н. Толстой размышляет о том, каким путем нравственно требовательный человек может преодолеть пагубное воздействие окружающей социальной среды.

Близок к философии Руссо и взгляд Л.Н. Толстого на природу и отношение человека к ней. Природа выступает в его представлении как нравственный руководитель, указывающий человеку естественный и простой путь личного и общественного поведения. В связи с этим он резко противопоставляет «естественные» законы природы и «искусственные» законы общества. Сильный, непосредственный и искренний протест против общественной лжи и фальши трансформируется в отрицание прогресса и утверждение тезиса о том, что признание цивилизации благом уничтожает инстинктивное, первобытное стремление к добру человеческой натуры.

Не без влияния Ж.-Ж. Руссо Л.Н. Толстой уже в ранних произведениях высказывает критические замечания относительно капиталистической цивилизации, противоречия которой он не мог не заметить во время двух продолжительных заграничных путешествий. Философский трактат Л.Н. Толстого «О цели философии» всецело находится в русле этих идей. Как человек может достичь счастья и благосостояния - вот, по мнению Л.Н. Толстого, главный вопрос философии. В чем смысл жизни и каково его назначение - это те проблемы, над разрешением которых должна трудиться философская мысль.

В одном из философских размышлений великий русский писатель и мыслитель выступает как решительный противник рационализма Р. Декарта с его тезисом «Мыслю, следовательно, существую». Вместо декартова «cogito» Л.Н. Толстой считает необходимо поставить «volo», т.е. желаю, чувствую.

Надо сказать, Толстой весьма высоко ценил философию Шопенгауэра, разбирался в тончайших нюансах мысли немецкого философа и этот след можно проследить во всех сочинениях Льва Николаевича, относящихся к позднему периоду его творчества.

Во всех случаях Л.Н. Толстого интересовали прежде всего этические аспекты философских систем.

Необходимо также отметить влияние на формирование философских взглядов Л.Н. Толстого представлений Л. Фейербаха о человеке и роли любви в его жизни.

В целом философия Л. Толстого может быть охарактеризована термином «панморализм». Это означает, что все явления он рассматривал и оценивал исключительно с позиций морали. Ни одно явление не могло быть им оценено положительно, если оно не отвечало нравственной потребности, не служило самым непосредственным образом нравственному воспитанию человека и человечества. Всё, что оторвалось от добра, непосредственно не служит нравственности, Л.Н. Толстым решительно осуждается и отбрасывается.

В области философской антропологии Л.Н. Толстой отправляется от осуждения эгоизма. Однако в своём осуждении эгоизма он заходит столь далеко, что вплотную подходит к имперсонализму, т.е. к отрицанию всякого положительного значения личности и личного начала. Отдельность личности, отдельность индивидуального человеческого существования, по Толстому, есть всего лишь иллюзия, порождённая телесностью человека. поэтому личное начало в человеке связывается мыслителем прежде всего с телесностью, с животными проявлениями человеческой натуры. Именно животные проявления и страсти лежат в основе эгоистических наклонностей человека. Человек же как духовное, нравственное существо не только связан тысячами нитей с другими людьми и всем миром, но составляет с ними единое целое, неразложимое на части. Задача человека состоит в том, чтобы найти путь к единению с миром, преодолеть стремление к индивидуальному существованию. Индивидуальная воля в своей основе порочна, поскольку коренится в животной, и следовательно, эгоистической природе человека.

В свою очередь, учение Л. Толстого оказало значительное влияние на формирование этики ненасилия. В частности, идеи отказа от насилия как средства борьбы с угнетением были созвучны М. Ганди, который считал Л.Н. Толстого своим единомышленником и учителем, находился с ним в переписке и высоко ценил его литературные и философские произведения.

2. Учение Л. Толстого и его религиозно-утопическая сущность

Вера как нравственная основа жизни человека.

С точки зрения Л. Толстого, то бесконечное, бессмертное начало, в сопряжении с которым жизнь только и обретает смысл, называется Богом. И ничего другого о Боге с достоверностью утверждать нельзя. Разум может знать, что существует Бог, но он не может постичь самого Бога. Поэтому Толстой решительно отвергал церковные суждения о Боге, триединстве, творении мира в шесть дней, легенды об ангелах и дьяволах, грехопадении человека, непорочном зачатии и т.п., считая все это грубыми предрассудками. Любое содержательное утверждение о Боге, даже такое, что он един, противоречит самому себе, ибо понятие Бога по определению означает то, что нельзя определить. Для Толстого понятие Бога было человеческим понятием, которое выражает то, что мы, люди, можем чувствовать и знать о Боге, но никак не то, что Бог думает о людях и мире. В нем, в этом понятии, как его понимает Толстой, не было ничего таинственного, кроме того, что оно обозначает таинственное основание жизни и познания. Бог - причина познания, но никак не его предмет. «Так как понятие Бога не может быть иное, как понятие начала всего того, что познает разум, то очевидно, что Бог, как начало всего, не может быть постижим для разума. Только идя по пути разумного мышления, на крайнем пределе разума можно найти Бога, но, дойдя до этого понятия, разум уже перестает постигать». Знание о Боге Толстой сравнивает со знанием бесконечности числа. И то, и другое безусловно предполагается, но не поддается определению. «К несомненности знания бесконечного числа я приведен сложением, к несомненности знания Бога я приведен вопросом: откуда я?».

Идея Бога как предела разума, непостижимой полноты истины задает определенный способ бытия в мире, когда человек сознательно ориентирован на этот предел и полноту. Это и есть свобода. Свобода - сугубо человеческое свойство, выражение срединности его бытия. «Человек был бы несвободен, если бы он не знал никакой истины, и точно так же не был бы свободен и даже не имел бы понятия о свободе, если бы вся истина, долженствующая руководить его в жизни, раз навсегда, во всей чистоте своей, без примеси заблуждений была бы открыта ему». Свобода и состоит в этом движении от темноты к свету, от низшего к высшему, «от истины, более смешанной с заблуждениями, к истине, более освобожденной от них». Ее можно определить как стремление руководствоваться истиной.

Свобода не тождественна произволу, простой способности действовать по прихоти. Она всегда связана с истиной. По классификации Толстого, существуют истины троякого рода. Во-первых, истины, которые уже стали привычкой, второй натурой человека. Во-вторых, истины смутные, недостаточно проясненные. Первые уже не со всем истины. Вторые еще не совсем истины. Наряду с ними есть третий ряд истин, которые, с одной стороны, открылись человеку с такой ясностью, когда он их не может обойти и должен определить свое к ним отношение, а с другой стороны, не стали для него привычкой. По отношению к истинам этого третьего рода и обнаруживается свобода человека. Здесь важно и то, что речь идет об истине ясной, и то, что речь идет об истине более высокой по сравнению с той, которая уже освоена в жизненной практике. Свобода есть сила, позволяющая человеку идти по пути к Богу.

Но в чем состоят это дело и этот путь, какие обязанности вытекают для человека из его принадлежности к Богу? Признание Бога как начала, источника жизни и разума ставит человека в совершенно определенное отношение к нему, которое Толстой уподобляет отношению сына к отцу, работника к хозяину. Сын не может судить отца и не способен понять полностью смысл его указаний, он должен следовать воле отца и только по мере послушания отцовской воле постигает, что она имеет для него благотворный смысл, хороший сын - любящий сын, он действует не так, как сам хочет, а так, как хочет отец и в этом, в выполнении воли отца, видит свое предназначение и благо. Точно так же работник потому является работником, что он послушен хозяину, выполняет его распоряжения, - ибо только хозяин знает, для чего нужна его работа, хозяин не только придает смысл усилиям работника, он еще и кормит его; хороший работник - работник, который понимает, что его жизнь и благо зависят от хозяина, и относится к хозяину с чувством самоотверженности, любви. Отношение человека к Богу должно быть таким же: человек живет не для себя, а для Бога. Только такое понимание смысла собственной жизни соответствует действительному положению человека в мире, вытекает из характера его связанности с Богом. Нормальное, человеческое отношение человека к Богу есть отношение любви. «Сущность жизни человеческой и высший закон, долженствующий руководить ею, есть любовь».

Но как любить Бога и что значит любить Бога, если мы о Боге ничего не знаем и знать не можем, кроме того, что он существует? Да, не известно, что такое Бог, не известны его замыслы, его заповеди. Однако, известно, что, во-первых, в каждом человеке есть божественное начало - душа, во-вторых, существуют другие люди, которые находятся в одинаковом отношении к Богу. И если у человека нет возможности непосредственно общаться с Богом, то он может сделать это косвенно, через правильное отношение к другим людям и правильное отношение к самому себе.

Правильное отношение к другим людям определяется тем, что надо любить людей как братьев, любить всех, без каких-либо изъятий, независимо от каких бы то ни было мирских различий между ними. Перед Богом теряют какой бы то ни было смысл все человеческие дистанции между богатством и бедностью, красотой и безобразием, молодостью и дряхлостью, силой и убожеством и т.д. Необходимо ценить в каждом человеке достоинство божественного происхождения. «Царство Бога на земле есть мир всех людей между собою», а мирная, разумная и согласная жизнь возможна только тогда, когда люди связаны одинаковым пониманием смысла жизни, единой верою.

Правильное отношение к себе кратко можно определить как заботу о спасении души. «В душе человека находятся не умеренные правила справедливости, а идеал полного, бесконечного божеского совершенства. Только стремление к этому совершенству отклоняет направление жизни человека от животного состояния к божескому настолько, насколько это возможно в этой жизни». С этой точки зрения не имеет значения реальное состояние индивида, ибо какой бы высоты духовного развития он не достиг, она, эта высота, является исчезающе ничтожной по сравнению с недостижимым совершенством божественного идеала. Какую бы конечную точку мы ни взяли, расстояние от нее до бесконечности будет бесконечным. Поэтому показателем правильного отношения человека к себе является стремление к совершенству, само это движение от себя к Богу. Более того, «человек, стоящий на низшей ступени, подвигаясь к совершенству, живет нравственнее, лучше, более исполняет учение, чем человек, стоящий на гораздо более высокой ступени нравственности, но не подвигающийся к совершенству». Сознание степени несоответствия с идеальным совершенством - таков критерий правильного отношения к себе. Поскольку реально эта степень несоответствия всегда бесконечна, то человек тем нравственнее, чем полнее он осознает свое несовершенство.

Если брать эти два отношения к Богу - отношение к другим и отношение к себе, - то исходным и основополагающим, с точки зрения Толстого, является отношение к себе. Нравственное отношение к себе как бы автоматически гарантирует нравственное отношение к другим. Человек, сознающий, как бесконечно он далек от идеала, есть человек, свободный от суеверия, будто он может устроить жизнь других людей. Забота человека о чистоте собственной души является источником нравственных обязанностей человека по отношению к другим людям, государству и т.д.

Понятия Бога, свободы, добра связывают конечное человеческое бытие с бесконечностью мира. «Все эти понятия, при которых приравнивается конечное к бесконечному и получается смысл жизни, понятия Бога, свободы, добра, мы подвергаем логическому исследованию. И эти понятия не выдерживают критики разума». Они уходят содержанием в такую даль, которая только обозначается разумом, но не постигается им. Они даны человеку непосредственно и разум не столько обосновывает эти понятия, сколько проясняет их. Только добрый человек может понять, что такое добро. Чтобы разумом постигнуть смысл жизни, надо, чтобы сама жизнь того, кто владеет разумом, была осмысленной. Если это не так, если жизнь бессмысленна, то разум не имеет предмета для рассмотрения, и он в лучшем случае может указать на эту беспредметность.

Однако возникает вопрос: «Если нельзя знать, что такое бесконечное и соответственно Бог, свобода, добро, то как можно быть бесконечным, божественным, свободным, добрым?» Задача соединения конечного с бесконечным не имеет решения. Бесконечное потому и является бесконечным, что его нельзя ни определить, ни воспроизвести. Л.Н. Толстой в послесловии к «Крейцеровой сонате» говорит о двух способах ориентации в пути: в одном случае ориентирами правильного направления могут быть конкретные предметы, которые последовательно должны встретиться на пути, во втором случае верность пути контролируется компасом. Точно так же существует два разных способа нравственного руководства: первый состоит в том, что дается точное описание поступков, которые человек должен делать или которых он должен избегать, второй способ заключается в том, что руководством для человека является недостижимое совершенство идеала. Подобно тому как по компасу можно определить только степень отклонения от пути, точно так же идеал может стать лишь точкой отсчета человеческого несовершенства. Понятия Бога, свободы, добра, раскрывающие бесконечный смысл нашей конечной жизни, и есть тот самый идеал, практическое назначение которого - быть укором человеку, указывать ему на то, чем он не является.

Нравственно-религиозный прогресс в сознании человека - двигатель истории.

Л.Н. Толстого волновал вопрос о том, каков ход истории и может ли человек строить какие-либо планы по переустройству общества. По мнению Л.Н. Толстого в истории реализуется некоторая цель, независимая от человека. Такая позиция называется провиденциализмом. Толстой убеждён, что «никто не может знать ни тех законов, по которым изменяется жизнь народов, ни той наилучшей формы жизни, в какую должно сложиться современное общество». Иную позицию он называл «суеверием устроительства». От него один шаг до признания насилия как необходимой меры в истории. «Одни люди, составив себе план о том, как, по их мнению, желательно и должно быть устроено общество, имеют право и возможность устраивать по этому плану жизнь других людей». Наличие такого слоя распорядителей, которые посредством насилия устроят новый строй, приведет к деспотизму хуже капиталистического, ибо есть сотня способов извратить схему. Революция и гражданская война 17-21 годов в России показали, как был прав Л.Н. Толстой.

Осуществлению божественного замысла в истории человек может и должен содействовать. В качестве ответа на традиционный русский вопрос «Что делать?» Толстой предложил идею ненасилия и теорию непротивления злу насилием. Вопрос «Что делать?» нужно решать в отношении себя, а не других. Всякое насилие недопустимо. Смысл человеческой жизни заключается не в переделывании других людей, а в культивировании в самом себе хорошего, человеческого. Не делать того, что противно Богу, любить, желать другому добра. Каждый из нас, делающий добро, придаёт миру новый облик. Толстой уверен, что «как только любовь к ближнему станет для каждого человека естественной, новые условия христианской жизни образуются сами собой».

Как считает Л.Н. Толстой, суть нравственного идеала наиболее полно выражена в учении Иисуса Христа. При этом для Толстого Иисус Христос не является Богом или сыном Бога, он считает его реформатором, разрушающим старые и дающим новые основы жизни. Толстой, далее, видит принципиальную разницу между подлинными взглядами Иисуса, изложенными в Евангелиях, и их извращением в догмах православия и других христианских церквей.

«То, что любовь есть необходимое и благое условие жизни человеческой, было признаваемо всеми религиозными учениями древности. Во всех учениях: египетских мудрецов, браминов, стоиков, буддистов, таосистов и др., дружелюбие, жалость, милосердие, благотворительность и вообще любовь признавались одною из главных добродетелей». Однако только Христос возвысил любовь до уровня основополагающего, высшего закона жизни.

Как высший, основополагающий закон жизни, любовь является единственным нравственным законом. Закон любви - не заповедь, а выражение самой сущности христианства. Это - вечный идеал, к которому люди будут бесконечно стремиться. Иисус Христос не ограничивается прокламацией идеала. Наряду с этим он дает заповеди.

В толстовской интерпретации таких заповедей пять:

Не гневайся; 2. Не оставляй жену; 3. Не присягай никогда никому и ни в чем; 4. Не противься злому силой; 5. Не считай людей других народов своими врагами.

Заповеди Христа - «все отрицательные и показывают только то, чего на известной ступени развития человечества люди могут уже не делать. Заповеди эти суть как бы заметки на бесконечном пути совершенства…». Они не могут не быть отрицательными, поскольку речь идет об осознании степени несовершенства. Они - не более, чем ступень, шаг на пути к совершенству. Они составляют в совокупности такие истины, которые не вызывают сомнений, но еще не освоены практически. Для современного человека они уже являются истинами, но еще не стали повседневной привычкой. Человек уже смеет так думать, но еще не способен так поступать. Поэтому они, эти возвещенные Иисусом Христом истины, являются испытанием свободы человека.

По мнению Толстого, главной из пяти заповедей является четвертая: «Не противься злому», налагающая запрет на насилие. Древний закон, осуждавший зло и насилие в целом, допускал, что в определенных случаях они могут быть использованы во благо - как справедливое возмездие по формуле «око за око». Иисус Христос отменяет этот закон. Он считает, что насилие не может быть благом никогда, ни при каких обстоятельствах. Запрет на насилие является абсолютным. Не только на добро надо отвечать добром. И на зло надо отвечать добром.

Отрицание власти

Толстой был крайним анархистом, врагом всякой государственности по морально-идеалистическим основаниям. Он отверг государство, как основанное на жертвах и страданиях, и видел в нем источник зла, которое для него сводилось к насилию. Толстовский анархизм, толстовская вражда к государству также одержали победу в русском народе. Толстой оказался выразителем антигосударственных, анархических инстинктов русского народа. Он дал этим инстинктам морально-религиозную санкцию. И он один из виновников разрушения русского государства. Также враждебен Толстой всякой культуре. Культура для него основана на неправде и насилии, в ней источник всех зол нашей жизни. Человек по природе своей естественно добр и благостен и склонен жить по закону Хозяина жизни. Возникновение культуры, как и государства, было падением, отпадением от естественного божественного порядка, началом зла, насилием. Толстому было совершенно чуждо чувство первородного греха, радикального зла человеческой природы, и потому он не нуждался в религии искупления и не понимал ее. Он был лишен чувства зла, потому что лишен был чувства свободы и самобытности человеческой природы, не ощущал личности. Он был погружен в безличную, нечеловеческую природу и в ней искал источников божественной правды. И в этом Толстой оказался источником всей философии русской революции. Русская революция враждебна культуре, она хочет вернуть к естественному состоянию народной жизни, в котором видит непосредственную правду и благостность. Русская революция хотела бы истребить весь культурный слой наш. утопить его в естественной народной тьме. И Толстой является одним из виновников разгрома русской культуры. Он нравственно подрывал возможность культурного творчества, отравлял истоки творчества. Он отравил русского человека моральной рефлексией, которая сделала его бессильным и неспособным к историческому и культурному действию. Толстой настоящий отравитель колодцев жизни. Толстовская моральная рефлексия есть настоящая отрава, яд, разлагающий всякую творческую энергию, подкапывающий жизнь. Эта моральная рефлексия ничего общего не имеет с христианским чувством греха и христианской потребностью в покаянии. Для Толстого нет ни греха, ни покаяния, возрождающего человеческую природу. Для него есть лишь обессиливающая, безблагодатная рефлексия, которая есть обратная сторона бунта против божественного миропорядка. Толстой идеализировал простой народ, в нем видел источник правды и обоготворял физический груд, в котором искал спасения от бессмыслицы жизни. Но у него было пренебрежительное и презрительное отношение ко всякому духовному труду и творчеству. Все острие толстовской критики всегда было направлено против культурного строя. Эти толстовские оценки также победили в русской революции, которая возносит на высоту представителей физического труда и низвергает представителей труда духовного. Толстовское народничество, толстовское отрицание разделения труда положены в основу моральных суждений революции, если только можно говорить о ее моральных суждениях. Поистине Толстой имеет не меньшее значение для русской революции, чем Руссо имел для революции французской. Правда, насилия и кровопролития ужаснули бы Толстого, он представлял себе осуществление своих идей иными путями. Но ведь и Руссо ужаснули бы деяния Робеспьера и революционный террор. Но Руссо так же несет ответственность за революцию французскую, как Толстой за революцию русскую. Я даже думаю, что учение Толстого было более разрушительным, чем учение Руссо. Это Толстой сделал нравственно невозможным существование Великой России. Он много сделал для разрушения России. Но в этом самоубийственном деле он был русским, в нем сказались роковые и несчастные русские черты. Толстой был одним из русских соблазнов.

Считая всякую власть злом, Толстой отрицал необходимость государства, отвергал насильственные методы преобразования общества. Упразднить государство он предлагал путем отказа каждого от выполнения общественных и государственных обязанностей.

Власть как институт есть неискоренимое зло, и Толстой в своей теории отказывается от государства, предлагая заменить его своеобразной анархической системой, а именно, организацией земледельческих общин, состоящих из нравственно совершенствующихся людей. В системе мировоззренческих координат главной чертой или, лучше сказать, доминантой поведения должен служить полный отказ от насилия ни смотря ни на что. Так писатель пришел к своему знаменитому тезису «о непротивлении злу насилием». Теорию непротивления злу насилием очень часто трактуют упрощенно: ударили по левой щеке - подставь правую. Такая позиция вряд ли удовлетворить любого разумного человека. Но не к этому призывает Толстой. Его теория - это теория не ничегонеделания, а делания с собой, усилия в отношении себя по культивированию добра в самом себе. Призвание человека в этом мире исполнять свои человеческие обязанности, а не переустраивать мир. Ответственность человек несет перед Богом и своей совестью, а не перед историей или последующими поколениями, как думал Ленин.

Революционная большевистская традиция находится в явной оппозиции к размышлениям Толстого. Абсолютная истина, открытая наиболее продвинутыми членами общества, должна быть претворена в жизнь. И беда тех людей, которые не могут принять эту истину. Но их счастье в том, что к счастливой жизни их приведут другие, наиболее ответственные члены общества. Жертвы неизбежны, но лес рубят - щепки летят. Большевики ориентировались на идеал преобразования общества, Толстой призывал к открытию «царства божия внутри нас».

Литература

толстой религиозный мировоззрение власть

1.Бердяев Н.А. О русских классиках. - М., 1993.

2.Берлин И. История свободы. Россия. - М.: Новое литературное обозрение, 2001. - 544 с.

.Введение в философию. В 2-х томах. Том 1. - М., 1990.

.Гаврюшин Н.К. Русская философия и религиозное сознание // Вопросы философии. -1994. - . №1.

.Гусейнов А.А. Великие моралисты. - М., 1995.

.Гусейнов А.А. Понятия насилия и ненасилия // Вопросы философии. -1994. - . №6.

7.Зеньковский В.В. История русской философии. - Л., 1991.

8.История философии. Том 4. - М., 1959.

.История философии в СССР в пяти томах. Том 3. - М., 1968.

.Кантор В.К., Киселёва М.С.Л.Н. Толстой, «руссоизм», русская культура // Философские науки. - 1991. - №9.

.Карасёв Л.В. Толстой и мир // Вопросы философии. - 2001. - №1.

.Ленин В.И.Л.Н. Толстой как зеркало русской революции. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 16.

.Луначарский А.В. О Толстом. Сборник статей. - М., 1928.

.Мартынов А. О судьбах русской философской культуры // Вопросы философии. - 2002. - №10.

.Монин М.А. Толстой и Фет. Два прочтения Шопенгауэра // Вопросы философии. - 2001. - №3.

.Назаров В.Н. Метафоры непонимания: Л.Н. Толстой и Русская Церковь в современном мире // Вопросы философии. -1991. - . №8.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.